Мир

Время, когда небо было синее, солнце ярче, трава зеленее, а лето ласковее, называется детством. Это пора бесконечных открытий и душевного восторга. Мир открывается постепенно, не сразу, и всё происходит впервые. То пригреет весенним солнышком, то отзовётся болью занозы в пальце. То подарит ароматную горсть черники, а то полыхнет огнём ангины. Мир учит радоваться, терпеть, плакать, мечтать, терять и находить. И всюду видится тайна, загадка, которую так хочется разгадать.

Деревенское детство… Оно отличается от городского – свободой. Хочешь на речку – беги, хочешь черемухи – пожалуйста, только ветки не ломай. И можно целыми днями играть в машинки и гонять на велосипеде. Разве что грядку с луком заставят прополоть да лунки с огурцами полить. И то не обязательно каждый день, а когда под руку отцу или матери попадёшься.

А когда тебе семь лет, а брату десять, то вообще делай, что хочешь, всё равно попадёт старшему. Правда, с браткой сильно не забалуешь, он и подзатыльник дать может. С ним не справишься, он уже в четвёртый класс перешёл, а мне-то в первый только осенью. А это ещё не скоро!..

Гроза

В детстве даже самая маленькая поездка – большое путешествие. Это сейчас за ягодой, за грибами ездят на личных машинах поодиночке. А раньше собирались человек по пятнадцать-двадцать и ездили на бортовых машинах. Нас, маленьких ребятишек, брали с собой. Мы грибов и ягод почти не собирали, но непременно находили себе занятия: лазали по деревьям, собирали листья, играли в войнушку, прятки. А то просто ходили по лесу или по колкам, как охотники. И главной удачей было увидеть какую-нибудь дикую зверюшку или необычную птицу, которой не увидишь в селе. А какой вкусный обед был на лесной поляне! Взрослые расстилали покрывало и наставляли всякую снедь – огурчики, помидорчики, круглую картошку, копчёное сало, хлеб. И все дружно ели. Там, среди лесных деревьев, даже хлеб имел особый душистый запах и вкус. Смеялись, шутили, а потом опять расходились с корзинками в разные стороны. И обязательно перекликались.

– Ау-у-у…

Однажды собрались мужики на дальние прудки поневодить. В прудках водился довольно крупный карась, а иногда в невод попадалась и щука. Ещё когда собирались, ранним утром, обратили внимание на то, что солнышко как-то необычно припекало для раннего часа. Поехали на бортовой машине. Мужики и ребятишки постарше сели в кузов на скамейки, а отец и я – в кабине с шофёром. Ехали по пыльной просёлочной дороге, даже с закрытыми окнами в кабине стояла пыль. За машиной пыль поднималась высоко густыми клубами. Мне хотелось, чтобы мы ехали долго и далеко. До дальних стран, до самого моря…

Но мы скоро приехали. Пруд был не очень большой, поросший камышом. Среди камышиных листьев и стеблей торчали коричневые бальки, а на водной глади желтели цветы кувшинок. В селе на речке такого не увидишь, а это значит – мы уже в другой стране.

Мужики пошли готовить невод, а мы занялись своими делами. Сначала ходили по берегу и разглядывали водоросли, ловили улиток, гоняли лягушек. Потом нашли мостик, сели на него в рядок и болтали босыми ногами в воде. Солнышко всё сильней припекало, и мы пошли искать место, где можно искупаться. Вода была тёплой и прозрачной. Правда, дно было вязким, но это нам не мешало играть в догонялки, нырять и плескаться.

За играми и рыбалкой не сразу обратили внимание на почерневший горизонт. Кто-то из мужиков сказал, что будет гроза, и надо успеть доехать до села, пока она не нагрянула. Пока собирались, садились в машину, чёрные тучи уже были где-то над селом. Уже слышались раскаты грома, и что-то тревожное было в лицах мужчин. Они поглядывали в сторону надвигающейся грозы и торопились. На фоне туч молнии сверкали особенно ярко, были слышны непрекращающиеся раскаты грома. Быстро начало темнеть, хотя был еще полдень. Повеяло прохладой и запахло сыростью.

Собрались, поехали. В кабине было тепло, и за гулом мотора раскаты грома не были слышны. Шофёр все время повторял:

– Не успеем, не успеем, надо было на месте переждать. Спрятались бы под машиной.

Он жал на газ, машина подпрыгивала на кочках, сильно трясло. Я ещё не видел сильных гроз, поэтому не тревожился. Мне интересно было смотреть на сплошную черноту неба впереди, где как змейки переплетались молнии. Они становились всё ярче, а сверкание их учащалось. Вспышки не прекращались, грохот грома стал настолько сильным, что заглушал рев мотора.

Впереди вдалеке появились крайние избы села. Видно было, что над ним идёт сильный дождь, скоро он доберется до края села. Гром становился настолько сильным, что хотелось заткнуть уши. Он грохотал сразу после вспышки молнии. На лобовое стекло шмякались крупные редкие капли.

В какой-то момент я увидел, что нас обгоняет такая же бортовая машина с людьми в кузове. Они пригибались и закрывали головы руками. И в тот момент, когда обгонявшая машина поехала впереди нас, молния сверкнула так ярко, что на какое-то время я ослеп. Гром бабахнул так, что заложило уши. Мотор заглох. Сквозь ливень и гром я услышал истошные крики женщин:

– Убило! Убило! Убило!.. Помогите, убило!

Я не заметил, как отец выпрыгнул из машины и встал на землю. Лицо его перекосилось от боли, руками он схватился за колени. Это после грозы он рассказал, что по ногам от земли током стукнуло.

Крики нарастали. Мне стало страшно. Я не знал, что делать.

Кто-то крикнул:

– Бегите в село, бегите!

И все побежали. Это была паника. Крики, оглушительные раскаты грома, ливень с градом… и человек, лежащий у машины, возле которого суетились люди. Он лежал на земле и не шевелился. Лицо у него было почти чёрное, и я понял, что это его убило молнией. Стало настолько страшно, что ноги перестали слушаться. И я бежал, не чувствуя, что меня тянет за руку брат. Ощущение было такое, что молнии летают над головой. Это была война. Война между небом и землей. И человек, всесильный человек, был просто беспомощной козявкой в этой войне…

Бежали долго, кричали, рыдали… Не заметили, как пробежали первые дома. Бежали вдоль улицы, пригибаясь и вздрагивая от пронзительного громыхания. Наверное, так бы и бежали до самого своего дома, если бы впереди не появился рослый мужчина в брезентовом дождевике. Он раскинул руки, как бы перекрывая всем путь, и закричал:

– Забегайте в дома! Забегайте в дома! Куда вы?!

И все стали забегать в дома. Мы с братом тоже забежали в ближайший дом, где уже укрывались люди. Людей было много. Так много, что сесть было некуда, и все стояли.

Гроза стала стихать. Кто-то горестно рассказывал об убитом молнией односельчанине.

Потом нас нашёл отец. Я боялся выходить из дома, который стал убежищем для людей. Отец взял меня на руки, я зажмурился, уткнулся ему в плечо и уже до самого дома не открывал глаза.

Я ещё долго боялся гроз. Даже маленькая тучка на небе вызывала во мне страх. Да и сейчас, спустя много лет, мне не по себе, когда полыхают молнии и гремит гром…
Николай МОКШИН, с. Буланиха