Директор краеведческого музея Татьяна Храмцова, придя на работу, сбросила лёгкий летний плащ и занялась собой. Устроившись на стуле перед висящим на стене круглым зеркалом, держа перед собой косметичку, она быстрыми и точными движениями исправляла только что выявленные недостатки утреннего макияжа. Эта процедура для неё уже давно стала традиционной, потому что привести себя в порядок дома она не успевала, хотя и вставала самой первой в семье. Первым делом она готовила завтрак и провожала на работу мужа, потом отправляла в школу сына Олежку. Между всеми этими делами, она, как фокусник на арене, успевала одеваться, делать причёску, заниматься косметикой, не забывая, что ей тоже необходимо вовремя прийти на работу. Всё бегом, всё быстро, а когда спешишь, то качество обязательно страдает. Вот и приходится «делать лицо» на работе – там что-то удалить, здесь, наоборот, оттенить… Через несколько минут она обретёт вид деловой женщины – руководителя научно-культурного учреждения.

Все сотрудники знали об этом и старались сразу по прибытии своей начальницы на службу к ней в кабинет не заходить. Татьяна тоже к этому привыкла, поэтому когда в дверь вдруг кто-то громко постучал, она удивилась и, на всякий случай спрятав косметичку в сумочку, быстро переместилась за рабочий стол, сделав серьёзное выражение лица. – Здравствуйте, Татьяна Викторовна! – раздался знакомый голос. В кабинет с большим кожаным баулом в руке вошёл местный краевед, любитель старины Игорь Бобров. – Давненько вас не видел! Как дела? Как здоровье?! – говорил он, разглядывая с доброй улыбкой сидевшую перед ним женщину.

Невысокий, седой, с маленьким, сморщенным от ветра и солнцем лицом, он был похож на сказочного гнома. Являясь старожилом этих мест, он обошёл область от края и до края, побывал во многих интересных местах региона и никогда не возвращался домой без интересных находок, достойных любого музея. Он и сейчас, несмотря на возраст, продолжал заниматься своими исследованиями, посещая самые отдалённые стойбища коренного населения Дальнего Востока.

– Здравствуйте, дорогой Игорь Иванович! – искренне обрадовалась Храмцова. – Да что же вы стоите у порога, будто чужой?! Где же вы пропадали? – спросила Татьяна, рассматривая мужчину. Летний зной оставил на лице путешественника стойкий коричневый загар.

– В верховья Нахтохи ходил однако. Был в заброшенном стойбище, подарки привёз, – с этими словами он вернулся к порогу и поднёс свой баул к столу. Раскрыв его, начал выставлять на полированную поверхность стола сэвэны – почерневшие от времени деревянные фигурки идолов, каменные поделки и самое интересное – блестящий нож из металла желтого цвета.

– Неужели золотой? – удивилась директор, взяв в руки изделие, и тут же поняла, что нож бронзовый, что, в общем-то, тоже было интересно. У местных коренных народов редко встречались изделия с сакральным смыслом, изготовленные из бронзы.

– Интересно, – сказала Храмцова, разглядывая покрытый странными знаками нож, – неужели охотничий?

– Это работа для ваших учёных, – ответил старик. – Я думаю, что нож жертвенный, но для местных коренных народностей такой не характерен.

– Неужели всё это нам? – спросила Татьяна у Боброва, осторожно беря в руки одну из фигурок.

– Конечно, для музея, – живо отозвался Игорь Иванович. – Примете? – спросил он.

– С удовольствием! – воскликнула Храмцова. – Нам очень нужны новые экспонаты.

– Но это ещё не всё, – хитро улыбаясь, сказал Бобров. – Давайте выйдем в вашу приёмную, там я вам ещё кое-что покажу.

– Пойдёмте, – с интересом сказала Храмцова и, встав со стула, двинулась по направлению к двери. Позади неё, семеня маленькими ногами, спешил Бобров. В приёмной, прислонённый к стене в углу, стоял фрагмент дерева, сухого и, похоже, очень старого.

– Ой! Что это!? – воскликнула она.

– Это священное дерево шамана – пристанище духов, – объяснил посетитель. – Между прочим, настоящее дерево духов. Мне его знакомый шаман показал.

– Великолепно! – радовалась директор. – Мы организуем целый комплекс шамана.

– Вот и хорошо, – сказал Бобров. – Всё-таки польза. Молодёжь будет ходить, познавать культуру своих предков.

Попрощавшись, Бобров удалился, сказав перед уходом странную фразу:

– Если что-то будет беспокоить, вызывайте меня.

Старик ушёл, Татьяна осталась в своём кабинете одна и посмотрела на часы. Стрелки циферблата показывали половину пятого. Она удивилась, как незаметно пролетел сегодняшний день. Пора уже собираться домой. Но тут в дверь опять постучали, и в кабинет вошла Марина Вязина – научный сотрудник музея, высокая стройная брюнетка. – Татьяна Викторовна, когда же мы сторожа возьмём? Сколько ещё охранять музей будут сами сотрудники? – спросила она, нервно заламывая пальцы.

Дело в том, что раньше в музее было два сторожа, однако один уволился, а второй ушёл на пенсию. После их ухода должности так и остались вакантными. Положа руку на сердце, виновной в этом Храмцова считала себя – не приняла мер к замещению пустующих вакансий. Сейчас эту обязанность по очереди выполняли сотрудники музея. Сегодня на дежурство заступала Вязина.

– Меры принимаются, Мариночка, – сказала директор, – но пока подходящих кандидатов на эту должность, к сожалению, нет. Ты подежурь ещё сегодня, тебе же эти деньги тоже не лишние. А там, глядишь, и решится наш вопрос.

– Ну, я не возражаю. Подежурю, конечно, – сказала Вязина. – Но я не сторонница того, чтобы сотрудники сутками пропадали на работе. Должна же быть у человека какая-то личная жизнь.

– Справедливо, – согласилась Храмцова. – Как директор, обещаю вам, что приму все меры к тому, чтобы через неделю у нас были штатные сторожа. Полагаю, мы договорились, – подвела черту под разговором Храмцова. – Вы сейчас заступаете, а я с утра начинаю активно искать сторожей.

Правду сказать, одну кандидатуру в сторожа ей уже предлагали. Её соседка по этажу просила взять на работу своего сына Сергея. Но беда в том, что Храмцовой было известно, что предлагаемый кандидат был ранее судим, и это обстоятельство её смущало. Мать же молодого человека судимость за препятствие не считала. «Мало ли по молодости люди ошибок делают», – твердила она и уверяла, что мальчик исправился, всё понял и на глупости больше не пойдёт. Храмцова с решением не торопилась, взяв по этому вопросу тайм-аут.

Татьяна и Марина в коридор вышли вместе. Закрыв дверь кабинета на ключ, директор направилась к выходу.

– Ты только не забудь во всех залах сигнализацию включить, – предупредила она дежурную.

– Обижаете, не в первый раз, – бодро ответила та.

Утром следующего дня Татьяна вышла из автобуса и направилась в музей, до которого оставалось идти минут десять. Свернув за угол, она увидела стоящий возле музея милицейский автомобиль. Сердце ёкнуло в предчувствии неприятностей. Прибавив шагу, остаток пути директор миновала за пять минут и в музей вбежала запыхавшаяся. Представшая перед ней картина удивила её. В коридоре, прислонившись к работнику милиции, стояла горько плачущая Марина. Сержант вневедомственной охраны Костя смущённо успокаивал её, а увидев вошедшую Татьяну, сердито промолвил:

– Вот ведь что получается, Татьяна Викторовна, вместо того, чтобы по объектам ездить и заниматься их охраной, я вынужден тут ваших женщин успокаивать.

– Что произошло!? Музей ограбили?! – взволнованно спросила Храмцова, не понимая причины такого поведения милиционера и Вязиной.

При виде директора Марина перестала лить слёзы, убрала мокрый платок в карман, но от поддержки милиционера не отказалась, позволяя тому держать себя под руку.

Храмцова подошла к странной парочке и, взяв за руку всхлипывающую сотрудницу, осторожно повела в свой кабинет.

– Спасибо тебе, Костя, – поблагодарила она милиционера на всякий случай, хотя ситуация для неё так и осталась неясной.

Когда они остались вдвоём, Татьяна наклонилась к Вязиной и участливо спросила:

– Что случилось-то? – полагая, что здесь замешаны сердечные дела, она высказала догадку. – Обидел, негодяй? Да?

– Да что вы!? Татьяна Викторовна, как вы могли такое подумать! – взвилась Марина. – Вы что, решили, что у меня с этим мужланом какие-то дела?! Между нами нет ничего общего! Это не мой вариант.

– Так в чём дело? Что за слёзы? Ты мне можешь объяснить?

– Ой! Татьяна Викторовна, если бы вы знали, что сегодня здесь творилось! Это ужас какой-то! Это что-то невероятное! Скажу кому, ведь никто же не поверит! – говорила Вязина, почему-то со страхом глядя на потолок кабинета.

– Так что случилось?! – снова спросила Храмцова жёстким тоном, невольно переводя свой взгляд на потолок. – Говорите же!

– Короче, заступила я на дежурство, – начала рассказывать Марина. – Вроде, всё спокойно, но около двенадцати часов ночи в зале этнографии, куда мы вчера поместили новые экспонаты, началось такое! – Вязина побледнела и даже как-то сжалась в комочек.

– Что началось? – спросила Татьяна, которой всё это начало надоедать.

– Наверху сначала вдруг поднялся шум, кто-то сильно затопал и начал стучать в бубен. Потом что-то как грохнет – шум на весь музей! Вы знаете, я не такая уж трусиха, но тут испугалась ужасно. Кое-как собралась с силами, поднялась наверх и заглянула в зал через дверной глазок. Представьте себе, всё на месте и никого нет. Я успокоилась и вернулась назад, чтобы продолжить дежурство. Посидела с полчаса, и вдруг раз – сработала сигнализация. Вы же знаете, какая у нас сигнализация, она срабатывает только на крупные объекты, на людей. Подумала, что воры в музее, и вызвала милицию. Приехали ребята, поднялись наверх, вскрыли зал, проверили его. Оказалось всё на месте, никого в зале нет. Сигнализация исправна. Они уехали, а я осталась одна. Проходит час, и представляете, снова срабатывает сигнализация. Опять приезжает охрана, делает проверку, устанавливает, что всё в порядке, и так до самого утра. Я за всю ночь на секунду глаз не сомкнула. Хорошо, что приезжая последний раз, ребята Костика со мной оставили для моральной поддержки, а то бы точно с ума сошла. Разве это не ужас, Татьяна Викторовна?

Выслушав Вязину и не зная, как реагировать на её сообщение, директор сказала:

– Ну ладно, Мариночка, ты отдежурила и сейчас свободна. На работу сегодня можешь не выходить, отдыхай. Я сегодня вызову мастеров, что сигнализацию устанавливали, пусть её проверят.

Она тут же начала искать телефоны фирмы, устанавливавшей сигнализацию. Пока она искала номера телефонов, листая справочник городской АТС, позвонил начальник вневедомственной охраны и, мешая ей, битый час давал советы, как срочно отремонтировать сигнализацию, предлагая воспользоваться имеющимися у него связями в этой сфере, а то его работники всю ночь работали только на музей.

– Татьяна Викторовна! – недовольно ворчал он в трубку. – Что же это такое! Вы же у меня не одни. Вы представляете, сколько у нас помещений под охраной, а сигнализация срабатывает почему-то только у вас. Сэкономили наверно, поручив работу каким-нибудь халтурщикам, – ехидно высказывал догадку начальник, – а теперь мучаетесь. Это же невозможно! Целый экипаж только на вас и работал. Давайте проверяйте и ремонтируйте своё охранное оборудование.

Наконец он выдохся и положил трубку. Храмцова за это время смогла найти телефон фирмы и, позвонив туда, срочно потребовала прислать мастера для проверки и ремонта сигнализации.

– Иначе я с вас денежки взыщу и дел с вами больше иметь не буду, – пригрозила она директору.

Вскоре прибыли два молодых человека, которые поднялись на второй этаж и под надзором смотрителей занялись проверкой оборудования. Пока шла проверка, другие сотрудники музея собрались в реставрационной мастерской и сплетничали.

– Слышали, что сегодня ночью в музее делалось? – таинственным голосом спросила научный сотрудник Зоя Ветрова. – Маринка дежурила, так чуть с ума не сошла. Стерва, конечно, но мне жалко её. Грешит на наш отдел, говорит, что в зале этнографии шумело. А ты, Наташка, – обратилась она к рестовратору Рябцевой, – сегодня, между прочим, выходишь на дежурство, так что смотри в оба.

Дверь в мастерскую открылась, и на пороге появился заведующий отделом этнографии Василий Капитонович Славский. Высокий, седовласый, отчаянно молодящийся мужчина. Ему в январе исполнилось семьдесят лет, но выгнать его на пенсию никому было не под силу, хотя все знали о снедавших его многочисленных болезнях. Когда посторонние люди совершенно искренне интересовались его здоровьем, он с сарказмом отвечал: «Не дождётесь!», незаслуженно вводя собеседника в смущение. Оглядев своих сотрудников, он с долей злорадства сказал:

– Только что «Русское радио» сообщило: умер артист Олег Янковский. Вы посмотрите, такой молодой и не болел, вроде.

– Жалко артиста, – по-бабьи пригорюнившись сказала Ветрова. – Талантливый был. Он мне почти как земляк. Я когда в Саратов к сестре в гости ездила, он там в драмтеатре работал. Я ходила на один спектакль, он в нем князя Мышкина играл. Мне очень понравился. Я сразу подумала – далеко пойдёт мужик, такой талантище.

– Да уходят великие люди, – поддержала её Рябцева.

– Да что вы переживаете, – упрекнул их Славский. – Мало ли артистов – вон их сколько! Одни уходят, а другие-то остаются.

– Позвольте не согласиться с вами, Василий Капитонович, – вежливо, но твердо перебила начальника Ветрова. – Уходят-то артисты, а остаются, извиняюсь, одни секс-символы. Поговорив с народом, Славский дал команду:

– Посидели и хватит. Сигнализацию уже проверили. Всё с ней в порядке, исправна. Приснилось всё вашей Вязиной. Давайте-ка по местам, хватит лясы точить.

Выслушав доклад ремонтников, Татьяна подписала акт приёмки работ. Как будто узнав о происшествии в музее, Храмцовой позвонила соседка и поинтересовалась, решился ли вопрос о приёме на работу её мальчика или ещё подождать?

– Пусть придёт сегодня, – ответила Татьяна. – При себе иметь паспорт, трудовую книжку. Поговорим.

Серёжка появился через полчаса. “Мальчик” лет тридцати, заросший трёхдневной щетиной, с косой чёлкой прямых, чёрных волос, прикрывающей левый глаз. Протянув Храмцовой документы, сам сел за стол, уставившись на Татьяну немигающим взглядом. Много времени для осмотра документов ей не потребовалось. Трудовая книжка была практически пуста, в паспорте, кроме данных о личности владельца и месте прописки, больше ничего не было. Пролистав документы, она задумалась, постукивая по ним пальцами.

– Каков будет приговор? – вывел её из задумчивости голос Сергея.

– Какой приговор? – не поняла она.

– Ну… берёте вы меня на работу или нет? – спросил Сергей.

– Беру, куда деваться. Хоть один пока будете. Завтра можете выходить, а сейчас идите в отдел кадров и напишите заявление.

Едва дверь за посетителем закрылась, как в кабинет вошла сотрудница Рябцева.

– Татьяна Викторовна, сегодня моя очередь ночью здесь дежурить, – доложила она, то краснея, то бледнея. – Страшновато что-то. Маринка тут такого наговорила, что жуть берёт.

Рябцева была самым молодым сотрудником, и Храмцова её пожалела.

– Боишься? Ну, давай я с тобой сегодня останусь. Вдвоём веселее будет.

– Нет, Татьяна Викторовна, у вас же муж, ребёнок. Что вы тут со мной будете возиться?! Я же не маленькая.

– Да ладно, с мужем разберусь. Мне самой хочется разобраться, что здесь происходит.

Подняв телефонную трубку с аппарата, она позвонила мужу, предупредив, что остаётся на работе до утра.

– Ты там смотри, завтра утром не проспи, да и Олежка чтобы в школу не опоздал.

Хлопнула дверь за последним сотрудником, и в музее наступила тишина. Храмцова закрыла изнутри входную дверь, затем они вместе с Рябцевой обошли все коридоры и залы музея. Закрыв залы с экспозициями на замки и подключив сигнализацию, вернулись в кабинет. Устроившись на диване, стали ждать. Но вопреки всему, в здании стояла тишина, и они успокоились. Дневная усталость брала своё, лёгкий сон овладел сторожами. Около двенадцати ночи на втором этаже раздался грохот. Сна как не бывало. Женщины, вскочив с дивана, уставились друг на друга. И тут на втором этаже звонко ударил бубен, кто-то бойко затопал в такт выбиваемому ритму...

Храмцова, несмотря на обуявший её ужас, кинулась по лестнице на второй этаж. Позади, постанывая, бежала Рябцева. Татьяна первая подбежала к двери зала этнографии и прильнула к смотровому окошку. Увиденное шокировало её. По залу спиной к ней шел невысокий, но крепкий мужчина в странном одеянии, изо всей силы бивший в бубен левой рукой и приплясывавший в такт. Словно почувствовав чужой взгляд, он резко обернулся, и она увидела узкое, безусое лицо с тёмными выразительными глазами, на голове был надет головной убор, увенчанный широкими рогами. Перестав бить в бубен, пристально глядя на Татьяну, он начал рукой манить к себе смотревшую на него женщину. Храмцова почувствовала, как вся похолодела, а ноги стали мягкими и бесчувственными...
(Продолжение следует)
Геннадий ШКОДИН, с. Зональное