Виктор Слепцов – чиновник государственной гражданской службы – работал в уважаемом Учреждении, одном из тех, что появилось в новой России невероятное множество: всякого рода фонды, комитеты, государственные учреждения. Здание этого Учреждения расположено на одной из главных улиц областного центра. Нет, это не здание областной администрации, но по незнанию красивое помпезное сооружение из бетона и цветного стекла можно принять и за него. Предшественница этого Учреждения в старой России занимала от силы три комнаты в небольшом здании, в котором к тому же кроме неё обретался ещё целый ряд не менее важных учреждений. Но теперь служащих у нас в два раза больше, чем было на весь Союз нерушимый, и, естественно, им негде расположиться. Ведь кроме начальника и его многочисленных заместителей, их секретарей, помощников начальника, помощников заместителей, начальников отделов, их заместителей, помощников и секретарей существует и целый сонм рядовых служащих каждого отдела. Для всех этих руководителей, служащих и их челяди нужны помещения, в которых они могли бы исполнять свои служебные функции. Конечно, в трёх комнатах, доставшихся Учреждению в наследство от павшей Империи, такое количество служащих не разместишь. Вот и приходится тратиться казне, строить новые громадные здания, которые неподготовленному человеку часто не отличить от областной управы, пока вывеску не прочтёшь. Стоят они по городу привольно, с многочисленными окнами-дырами, как муравейники на тёплой летней поляне.
Руководил этим Учреждением Пётр Иванович Ветров. Он занимал апартаменты на последнем – восьмом – этаже описываемого сооружения. Выходил он из них крайне редко. Только если домой ему надо было ехать или если его приглашали на какое-нибудь важное совещание. Но для этого ему не надо было, как остальным служащим, выходить из кабинета в общий коридор, спускаться по лестницам на первый этаж, проходить через проходную, потому что в его кабинете имелся персональный лифт, на котором он и спускался на первый этаж к чёрному ходу, выходившему во внутренний дворик, где его постоянно дожидалась служебная машина. Поэтому ни Виктор, ни его сослуживцы никогда не видели своего начальника приходящим или уходящим с работы, да и, можно сказать, вообще не видели. Разумеется, если не считать небольшого портрета, висевшего в фойе. Просто Ветров не позволял себе опускаться до общения с работниками, по статусу стоящими ниже его. Разумеется, это правило не распространялось на небольшую часть служащих Учреждения – его заместителей, помощников, секретарей и начальников отделов, которые ставили его в известность обо всех событиях, происходящих в Учреждении, приносили на подпись различные документы, давали советы для принятия решений по вопросам, входящим в компетенцию непосредственно Петра Ивановича. Иначе нельзя, работа бы встала. Ну, а для большинства работников Учреждения он был как Бог – все знают, что он есть, но никто его не видел. Между собой сотрудники называли его весьма демократично – «Шеф». Из простых работников Учреждения Пётр Иванович знал, пожалуй, только своего водителя. Все конфликты, возникавшие внизу, разрешались начальниками отделов и доводились до шефа только в том случае, если событие было из ряда вон. Однако за всё время нового существования Учреждения таких происшествий, вроде, и не случалось. И вот в этом учреждении, где всё было отлажено как в механизме швейцарских часов, произошла всё-таки история, которую можно отнести к классу «из ряда вон». Однако докладывать о ней Петру Ивановичу не пришлось, потому что вопреки всему он сам принял в ней самое непосредственное участие.
Где-то года два назад на общем собрании Учреждения приняли Правила внутреннего трудового распорядка. Первый заместитель Петра Ивановича, ведший это собрание, объяснил коллективу, что правила выработаны администрацией Учреждения совместно с профсоюзной организацией в рамках социального партнёрства. Это заявление вызвало среди служащих тихое недоумение, потому что многие из них, отработав в Учреждении длительное время, ни разу не были на профсоюзном собрании и никогда не встречали в его коридорах членов этой организации, призванной защищать интересы всех трудящихся. Поэтому у многих присутствовавших на собрании сотрудников возник вопрос, с какой именно профсоюзной организацией администрация Учреждения вырабатывала эти правила. Правда, озвучивать возникший вопрос они, подчиняясь какому-то непонятному внутреннему торможению, остереглись.
Кроме времени прихода на работу, обеденного перерыва и времени ухода с работы правила регламентировали, как должен выглядеть сам работник и его одежда. Женщинам запрещалось являться на работу в брючных костюмах, джинсах и майках, а также платьях и юбках, длина которых была меньше десяти сантиметров ниже колена, блузка должна была обязательно иметь длинные рукава, а в летние жаркие дни разрешалось расстегнуть на ней только одну верхнюю пуговицу. Категорически отрицалась яркая косметика. Совсем отменять её не стали, а обязанность определять, яркая ли косметика на лице у женщины или в пределах допустимого, была возложена на начальника отдела, в штате которого трудился работник, пользующийся косметикой. Мужчины обязаны были носить только костюмы тёмного цвета, светлую сорочку и галстук. Растительность на лице абсолютно не одобрялась. Даже конкретизировалось, что усы, борода, бакенбарды в данном Учреждении запрещены.
Конечно, не всех эти нововведения привели в восторг, но, решив, что жизнь всё расставит на свои места, люди, скрепя сердце, проголосовали за утверждение этих Правил и разошлись по своим рабочим местам.
Виктор Слепцов, присутствовавший на собрании, вначале отнёсся к этим правилам весьма легкомысленно, подумав, что никто не вправе запретить ему выглядеть так, как это хочется ему самому. Однако после того как одному из сотрудников соседнего отдела, отрастившему усы, начальник утром в присутствии всех работников вручил бритвенные принадлежности, а к обеду сотрудник уже был безусым, уверенность Виктора серьёзно пошатнулась.
Как-то раз, сидя дома в кресле и листая принадлежащий жене глянцевый журнал, он увидел фотографию мужчины, на лице которого имелась чёрная роскошная борода. По мнению Виктора, это было единственное внешне видимое достоинство мужика, а так – субтильненький и невысокого роста субъект. Но борода – класс! Классики марксизма-ленинизма просто отдыхают. «Это кто такой? – с завистью подумал Слепцов. – Ну уж, конечно, не бомж. Вряд ли фотографию какого-то бомжа поместят в глянцевый журнал, даже если у него красивая борода». Надпись под фотографией развеяла все его сомнения. Оказалось, что это менеджер известной американской фирмы, спешащий на работу в свой офис. Менеджер радостно улыбался, демонстрируя свои фарфоровые зубы и ещё больше щуря и так узкие от неправильного питания глаза. После прочтения надписи зависть Виктора сменилась на обиду. Особенно ему не понравился этот прищур американца. «А что ты надо мною ехидничаешь? – подумал он, именно так расценив этот прищур. – Тебе всё можно, да? Почему какому-то американскому мену можно иметь на лице любую растительность, а мне нельзя?!» Слепцов так разволновался, что на этой почве рассорился с женой Зиной и решил отныне с бритьём завязать.
Теперь каждый день, рассматривая по привычке себя в зеркале, он видел, как меняется его внешность. С одной стороны, он этому радовался, потому что был не такой, как все, но с другой стороны ждал, что вот-вот от начальника отдела последует подарок в виде бритвенных принадлежностей. Однако начальник отдела, сидевший с секретаршей Валей в помещении за стеклянной перегородкой, называемом сотрудниками «Зазеркальем», как будто его не замечал, глядя в основном на Валечку. Остальные сослуживцы его поступок сочли чудачеством и отнеслись к этому факту весьма благосклонно. Как-то сотрудница отдела Тоня, улыбнувшись Виктору, чего она раньше никогда не делала, загадочно сказала: – С этой бородой Вы такой прикольный – похожи на Бэримора из кинофильма «Собака Баскервилей». Помните?
От неожиданности Виктор смутился и согласно кивнул головой. С лёгкой руки Тони за Слепцовым утвердилось прозвище «Бэримор». Причём так его называли не только коллеги из отдела, но и другие работники Учреждения. Иногда кто-нибудь из сотрудников-мужчин говорил, показывая при этом на торчащий из кармана пиджака стеклянный сосуд с металлической пробкой на горлышке:
– Бэримор, а не задержаться ли нам сегодня на полчасика в одном из кабинетов?
– А почему бы и нет, сэр, – в тон отвечал Виктор Иванович, многозначительно похлопывая по своему карману.
Как-то в учреждении прошёл слух, что в регион с визитом приезжает их федеральный министр с целью обсуждения с губернатором региона интересов министерства в данном регионе, и что в его планах намечено посещение подчинённого ему Учреждения. Конечно, Пётр Иванович, узнав об этом, мог бы дать указание своему заместителю, чтобы тот немедленно привёл помещение Учреждения в порядок. Однако, понимая, что это первый визит федерального министра в данное Учреждение за несколько десятков лет, которое наверняка войдёт в аналы истории Учреждения, он решил сам пройтись по общему коридору, чтобы наметить маршрут следования министра в свои апартаменты, а заодно решить, что можно там сделать за оставшееся время для улучшения эстетического вида помещения. Ведь чём чёрт не шутит, может, этот визит станет одной из самых блестящих страниц и его деятельности на посту руководителя Учреждения, а может, послужит толчком к дальнейшему его служебному росту. Это же надо подумать – именно в период деятельности Петра Ивановича Учреждение посетил сам федеральный министр. Направился на разведку шеф не один, а прихватив с собой своего помощника Гришу Семёнова – худощавого и энергичного молодого человека. Вот тут и произошло событие, которого никто не ожидал.
Геннадий ШКОДИН с. Зональное
Руководил этим Учреждением Пётр Иванович Ветров. Он занимал апартаменты на последнем – восьмом – этаже описываемого сооружения. Выходил он из них крайне редко. Только если домой ему надо было ехать или если его приглашали на какое-нибудь важное совещание. Но для этого ему не надо было, как остальным служащим, выходить из кабинета в общий коридор, спускаться по лестницам на первый этаж, проходить через проходную, потому что в его кабинете имелся персональный лифт, на котором он и спускался на первый этаж к чёрному ходу, выходившему во внутренний дворик, где его постоянно дожидалась служебная машина. Поэтому ни Виктор, ни его сослуживцы никогда не видели своего начальника приходящим или уходящим с работы, да и, можно сказать, вообще не видели. Разумеется, если не считать небольшого портрета, висевшего в фойе. Просто Ветров не позволял себе опускаться до общения с работниками, по статусу стоящими ниже его. Разумеется, это правило не распространялось на небольшую часть служащих Учреждения – его заместителей, помощников, секретарей и начальников отделов, которые ставили его в известность обо всех событиях, происходящих в Учреждении, приносили на подпись различные документы, давали советы для принятия решений по вопросам, входящим в компетенцию непосредственно Петра Ивановича. Иначе нельзя, работа бы встала. Ну, а для большинства работников Учреждения он был как Бог – все знают, что он есть, но никто его не видел. Между собой сотрудники называли его весьма демократично – «Шеф». Из простых работников Учреждения Пётр Иванович знал, пожалуй, только своего водителя. Все конфликты, возникавшие внизу, разрешались начальниками отделов и доводились до шефа только в том случае, если событие было из ряда вон. Однако за всё время нового существования Учреждения таких происшествий, вроде, и не случалось. И вот в этом учреждении, где всё было отлажено как в механизме швейцарских часов, произошла всё-таки история, которую можно отнести к классу «из ряда вон». Однако докладывать о ней Петру Ивановичу не пришлось, потому что вопреки всему он сам принял в ней самое непосредственное участие.
Где-то года два назад на общем собрании Учреждения приняли Правила внутреннего трудового распорядка. Первый заместитель Петра Ивановича, ведший это собрание, объяснил коллективу, что правила выработаны администрацией Учреждения совместно с профсоюзной организацией в рамках социального партнёрства. Это заявление вызвало среди служащих тихое недоумение, потому что многие из них, отработав в Учреждении длительное время, ни разу не были на профсоюзном собрании и никогда не встречали в его коридорах членов этой организации, призванной защищать интересы всех трудящихся. Поэтому у многих присутствовавших на собрании сотрудников возник вопрос, с какой именно профсоюзной организацией администрация Учреждения вырабатывала эти правила. Правда, озвучивать возникший вопрос они, подчиняясь какому-то непонятному внутреннему торможению, остереглись.
Кроме времени прихода на работу, обеденного перерыва и времени ухода с работы правила регламентировали, как должен выглядеть сам работник и его одежда. Женщинам запрещалось являться на работу в брючных костюмах, джинсах и майках, а также платьях и юбках, длина которых была меньше десяти сантиметров ниже колена, блузка должна была обязательно иметь длинные рукава, а в летние жаркие дни разрешалось расстегнуть на ней только одну верхнюю пуговицу. Категорически отрицалась яркая косметика. Совсем отменять её не стали, а обязанность определять, яркая ли косметика на лице у женщины или в пределах допустимого, была возложена на начальника отдела, в штате которого трудился работник, пользующийся косметикой. Мужчины обязаны были носить только костюмы тёмного цвета, светлую сорочку и галстук. Растительность на лице абсолютно не одобрялась. Даже конкретизировалось, что усы, борода, бакенбарды в данном Учреждении запрещены.
Конечно, не всех эти нововведения привели в восторг, но, решив, что жизнь всё расставит на свои места, люди, скрепя сердце, проголосовали за утверждение этих Правил и разошлись по своим рабочим местам.
Виктор Слепцов, присутствовавший на собрании, вначале отнёсся к этим правилам весьма легкомысленно, подумав, что никто не вправе запретить ему выглядеть так, как это хочется ему самому. Однако после того как одному из сотрудников соседнего отдела, отрастившему усы, начальник утром в присутствии всех работников вручил бритвенные принадлежности, а к обеду сотрудник уже был безусым, уверенность Виктора серьёзно пошатнулась.
Как-то раз, сидя дома в кресле и листая принадлежащий жене глянцевый журнал, он увидел фотографию мужчины, на лице которого имелась чёрная роскошная борода. По мнению Виктора, это было единственное внешне видимое достоинство мужика, а так – субтильненький и невысокого роста субъект. Но борода – класс! Классики марксизма-ленинизма просто отдыхают. «Это кто такой? – с завистью подумал Слепцов. – Ну уж, конечно, не бомж. Вряд ли фотографию какого-то бомжа поместят в глянцевый журнал, даже если у него красивая борода». Надпись под фотографией развеяла все его сомнения. Оказалось, что это менеджер известной американской фирмы, спешащий на работу в свой офис. Менеджер радостно улыбался, демонстрируя свои фарфоровые зубы и ещё больше щуря и так узкие от неправильного питания глаза. После прочтения надписи зависть Виктора сменилась на обиду. Особенно ему не понравился этот прищур американца. «А что ты надо мною ехидничаешь? – подумал он, именно так расценив этот прищур. – Тебе всё можно, да? Почему какому-то американскому мену можно иметь на лице любую растительность, а мне нельзя?!» Слепцов так разволновался, что на этой почве рассорился с женой Зиной и решил отныне с бритьём завязать.
Теперь каждый день, рассматривая по привычке себя в зеркале, он видел, как меняется его внешность. С одной стороны, он этому радовался, потому что был не такой, как все, но с другой стороны ждал, что вот-вот от начальника отдела последует подарок в виде бритвенных принадлежностей. Однако начальник отдела, сидевший с секретаршей Валей в помещении за стеклянной перегородкой, называемом сотрудниками «Зазеркальем», как будто его не замечал, глядя в основном на Валечку. Остальные сослуживцы его поступок сочли чудачеством и отнеслись к этому факту весьма благосклонно. Как-то сотрудница отдела Тоня, улыбнувшись Виктору, чего она раньше никогда не делала, загадочно сказала: – С этой бородой Вы такой прикольный – похожи на Бэримора из кинофильма «Собака Баскервилей». Помните?
От неожиданности Виктор смутился и согласно кивнул головой. С лёгкой руки Тони за Слепцовым утвердилось прозвище «Бэримор». Причём так его называли не только коллеги из отдела, но и другие работники Учреждения. Иногда кто-нибудь из сотрудников-мужчин говорил, показывая при этом на торчащий из кармана пиджака стеклянный сосуд с металлической пробкой на горлышке:
– Бэримор, а не задержаться ли нам сегодня на полчасика в одном из кабинетов?
– А почему бы и нет, сэр, – в тон отвечал Виктор Иванович, многозначительно похлопывая по своему карману.
Как-то в учреждении прошёл слух, что в регион с визитом приезжает их федеральный министр с целью обсуждения с губернатором региона интересов министерства в данном регионе, и что в его планах намечено посещение подчинённого ему Учреждения. Конечно, Пётр Иванович, узнав об этом, мог бы дать указание своему заместителю, чтобы тот немедленно привёл помещение Учреждения в порядок. Однако, понимая, что это первый визит федерального министра в данное Учреждение за несколько десятков лет, которое наверняка войдёт в аналы истории Учреждения, он решил сам пройтись по общему коридору, чтобы наметить маршрут следования министра в свои апартаменты, а заодно решить, что можно там сделать за оставшееся время для улучшения эстетического вида помещения. Ведь чём чёрт не шутит, может, этот визит станет одной из самых блестящих страниц и его деятельности на посту руководителя Учреждения, а может, послужит толчком к дальнейшему его служебному росту. Это же надо подумать – именно в период деятельности Петра Ивановича Учреждение посетил сам федеральный министр. Направился на разведку шеф не один, а прихватив с собой своего помощника Гришу Семёнова – худощавого и энергичного молодого человека. Вот тут и произошло событие, которого никто не ожидал.
Геннадий ШКОДИН с. Зональное