Вот и рассвет. Непонятно, была ночь или нет. Была темень в окне, а моргнул – уже свет. Электронные часы на тумбочке показывали пять часов. Две зелёные точки между цифрами равнодушно напоминали, что время идёт… В открытую форточку голосили петухи. То по одному, а то враз – хором!

Александр лежал на полу, на раскинутом старом матрасе. Глядел в окно, где был виден кусочек утреннего неба, и слушал петухов. Ночь прошла в какой-то полудрёме. То ли спал, то ли нет. Всё думал и думал. А как не думать, последняя ночка в деревне… Да что в деревне – в стране Россеюшке.

Александр всей семьей сегодня уезжал в Германию – он, жена, сын и дочь. Не верилось. Вроде, всё далёко было. Года два собирались: документы, бумаги всякие оформляли. Казалось, что эта волокита бесконечной будет… А вот оно и подкатило!

Началось-то все с брата жены4. Он уж с десяток лет там живет. Фотографии слал. То он в Берлине, то в Париже, то в Лондоне – всю Европу объездил. И всё звал Эмку-то, чтоб переезжала. Она всё отнекивалась. А тут, три года назад с ребятишками в гости поехала на две недели, брат денег на билеты прислал туда и обратно. Приехала оттуда, как подменили, и чуть ли не с порога заявила:

– Сашка, мы тут всю жизнь в деревне прожили, а как люди живут – не видели. Не живём мы тут, а грязь месим! Всё! Собираемся! Ты не поедешь, я одна с детьми уеду, пусть хоть они как люди жить будут!

Скандалы были, слёзы! Она уперлась, и всё. Дети уговаривали! В конце концов, Александр сдался. Решил, что, может, и правда ради детей переломить себя нужно… И переломил.

В колхозе, где Александр трудился водителем, мнения разделились. Одни говорили: «Куда ты едешь? Языка не знаешь, дед твой против немцев голову положил в войну, а ты их хлеб есть собираешься». Другие наоборот советовали ехать: «Сколько можно за булку хлеба и за клочок сена на колхоз горбатиться. Больше двадцати лет водилой, а что заработал? Это ещё при советской власти колхозники маленько жили, а сейчас если свою скотину держать не будешь – зубы на полку! И дети! Ну сходит сынок в армию, придёт, протопчет тропку от дома до колхозной мастерской, и всю жизнь как на выселках, а то еще и сопьётся…»

Оно и правда. Работал Александр для стажа, чтобы пенсию заработать. Катаешься, катаешься день-то, а домой придёшь, полежать бы на диване, кино по телевизору посмотреть, спина отстаёт, и руки-ноги гудят. А надо в стайку идти, а там хрюкают да мычат… Вот и ворочаешь заместо отдыха навоз. А что делать? Детей в школу собирать надо, да и самим чего-то хотелось купить. В магазинах-то всего навалом, глаза разбегаются – то мебель, то телевизор, детям компьютер…

А Эмма – жена? С этими вёдрами всю жизнь на ферме и дома? Молодая ещё, а спина-то никудышная. Последние пять лет всё перепробовали: по больницам, втирания, уколы. А толку-то? Ей бы в санаторий или Дом отдыха, а она в стайку да на ферму, и опять с вёдрами…

С улицы послышалось мычание коров. Пошли бурёнки на пастбище.

Александр встал, оделся и пошёл на улицу. Жена и дети ещё спали. Сел у крыльца на скамеечку, закурил. Посмотрел в сторону стайки, где скотина жила… Тишина… Всю скотину распродали. Корову Майку особенно жалко. Шесть лет верой и правдой... Молока много давала. Вкусное! А ручная какая была, ласковая! Зимой чистишь из-под неё, а она тянется мордой, лизнуть норовит, а заругаешься – отойдёт и смотрит виновато…

Когда корову на мясо сдавали, Александр из дома ушёл с утра и только вечером вернулся.

На крыльцо вышла Эмма, поёжилась от утренней прохлады:

– Ты что, Саш, не спал?

– Да так – то спал, то не спал. Какой сон? Мысли в голове кружатся, уснёшь тут.

– Всё переживаешь? Подожди немного, вот переедем, и всё устроится. Человек ко всему привыкает, а к хорошему ещё быстрее, – постаралась успокоить жена.

– Всё понимаю, Эмка! Вот тут ноет, – ответил Александр, прижимая ладонь к сердцу.

Жена подошла, обняла мужа за шею.

– Однако дождь будет? Что-то спину саднит. Как бы не к отъезду.

До отъезда остались считанные часы. Уже к двенадцати часам должны приехать со всеми вещами новые хозяева дома, в час такси придёт, чтобы отвезти всю семью в Новосибирский аэропорт. Обратной дороги нет…

В десять часов пришел племянник за стареньким «Москвичом». Александр решил сделать подарок. Желающие-то были купить, да только он не продал. Племянник свой, вдруг придётся приехать обратно… «Москвичу» только лет много, а выглядит как новый – ездил-то мало. Улица неасфальтированная, до асфальта метров 70 – в слякоть не проехать, зимой переметает. Вот так и ездил только летом – за ягодами да за грибами, пару раз в город скатается... – Привет, дядя Саша! Как настрой? Не мандражируешь? – весело спросил племяш, протягивая руку для приветствия.

– Здорово, Колян! Не спрашивай, сам не знаю, то ли радоваться, то ли напиться,- ответил Александр, доставая сигарету из полупустой пачки, – «Ласточку»-то береги, шибко не юзгайся, вдруг вернусь.

– Дядя Саша, ты там лучше машину себе купишь! Ну, а вернёшься – заберешь своего «Москвичонка». Сколько людей из нашей деревни туда уехали – никто не вернулся. Живут и радуются!

– Радуются… Много ты понимаешь! Тут он, видал? Пальцы ходуном ходят! – Александр вытянул руки вперед и растопырил пальцы. – Вишь, на месте не стоят? Как у алкаша.

– Ну, дядь Саш, понятно, волнуешься, не на соседнюю улицу переезжаешь, а в другую страну. Я даже не знаю, смог бы я так или нет.

– То-то и оно! Тётке твоей, может, легче – она немка, а я-то русский! Она говорит: к брату в гараж пойдёшь, там руки, такие как у тебя, на вес золота! У неё брат частную мастерскую держит, машины ремонтирует, обещал устроить.

– Хо! Дядь Саш! Вот и вся проблема! Эт тебе не грязь месить! – обрадовался племянник.

– Грязь месить, грязь месить, – передразнил Александр. – Вы как сговорились с тёткой. Давай, езжай. К часу мать привези. Подосвиданькаемся с ней. Мало ли, может, не свидимся больше.

– Да, что ты, дядь Саш! Это туда в гости съездить нам не по карману, а оттуда-то раз в год приезжать будете, – заверил, улыбаясь, племянник и добавил. – Грязь помесить для экзотики.

Сел в «Москвич» и уехал, сияя от счастья.

Александр смотрел вслед удаляющемуся «Москвичу», аккуратно объезжавшему колдобины на дороге. Пошел закрывать гараж. Внутрь гаража смотреть не хотелось. Пустой.

Жена с детьми выносила чемоданы и сумки из дома.

– Сашк, – позвала она мужа, – новые хозяева позвонили – уже едут! Помогай!

– Как едут? Они же к двенадцати должны были, – удивился Александр.

– Ну, «переиграли» чё-то. Тебе-то какая разница?

Вещи перенесли к соседям, составили на крыльцо.

Сосед Иван – друг Александра. Вместе в школу ходили, в армии вместе служили на Дальнем Востоке. После армии женились, а потом детей крестили. Иван работал в местной школе физруком.

– Саш, глянь по старой памяти мою «иномару», – попросил Иван, когда перенесли все вещи. Иномарой он называл свой «Запорожец». – Заводиться плохо стала.

Услышав это, жена Ивана застрожилась:

– Глядите у меня – не «засмотритесь». Ванька, Сашке ехать! Не пропустят на таможне!

– Ну, ё-моё, кто про что…, – возмутился Иван. – И всё у вас баб одна выпивка на уме. Пойдём, Санёк!

До гаража шли спокойно. В гараже Иван засуетился. Вытащил откуда-то со стеллажей бутылку водки, достал два стакана и два солёных огурца в полиэтиленовом пакете.

– Слышь, Вань, может не стоит, – с долей сомнения произнес Александр.

– Да мы по полстакана всего. Тебе маленько расслабиться надо, ты на себя посмотри – чернее тучи. Только здесь не будем. Застукают. Сейчас «народный контроль» припрётся. Пошли в баню.

Друзья крадучись, пригибаясь, прячась за кустами малины, перебежали в баню. Расставили нехитрую снедь на полке, уселись на скамейку. Иван разлил водку по стаканам:

– Ну давай, Санёк, чтобы тебе и твоей семье за «бугром» хорошо жилось!

Выпили, пожевали огурцы.

– Завидую я тебе, Санёк! Ты как в лотерейку выиграл. Блин, надо было тоже на немке жениться, может, сейчас с тобой бы укатил.

– Знаешь, Ванёк, а я себе не очень завидую. Куда еду? На голую кочку! Детки с женой радуются. Я только этим себя успокаиваю. Если б не они – вжисть бы не поехал. Мне даже думать страшно, что я там буду делать. Мне их языка не выучить! Ихь бин, ихь бин! Тьфу ты!

– Да не переживай ты так. Устроишься, привыкнешь, мир повидаешь. Мне вот в Париж или Лондон вовек не съездить, а интересно воочию поглядеть, как там люди живут, – стал успокаивать Иван. – Там хоть от скотины отдохнёшь. Хватит! Покидал навоз, грязь помесил!

– Санька! Ванька! – послышались с улицы крики жён. – Вы где? А ну, вылазьте!

– Потеряли, – хохотнул Иван, – ладно, давай еще по одной, и в гараж! Конспирацию надо соблюдать.

Мужики тем же путём и манером перебежали в гараж. Потом как ни в чём не бывало вышли на улицу:

– Вы где были? – подозрительно глядя на мужей, начали допрос жёны.

– В гараже, – не задумываясь, ответил Иван.

– В гараже вас не было!

– А где ж мы были? – с ехидцей передразнил жену Иван.

– Мы сейчас только туда заходили, там вас не было! Сашка, где были?!

– В гараже, – буркнул Александр. – Хорош допрос устраивать. Ты карбюратор у своей «иномары» поменяй, – обратился он к Ивану.

Женщины поняли, что спорить бесполезно:

– Сашка, больше ни-ни, понял? А то не уедем никуда, – строго сказала Эмма. – Вон хозяева новые едут…

«КамАЗ» с длинным прицепом, гружёный мебелью и другими вещами, упакованными в одеяла и простыни, подъехал к дому. Эмма вышла встречать новосёлов. Новосёлы приехали за грузовиком на «Жигулях». Какие-то незнакомые, чужие. Тоже семья из четырёх человек. Александр встречался с ними раньше, когда торговались.

Сейчас у него возникло неприязненное чувство к новым жильцам. Шибко уж озабоченное деловое лицо было у нового хозяина. Распоряжался по-хозяйски – что первое сгружать, что второе.
(Окончание следует.)
Николай МОКШИН с. Буланиха